Индийский миллиардер должен сначала восстановить угольную отрасль в Казахстане
На прошлой неделе произошла очередная авария на шахте «АрселорМиттал Темиртау» - погибли пятеро человек из-за выброса газа. Примечательно, что это уже вторая авария на шахтах АМТ за год. Многие казахстанцы в соцсетях стали ставить вполне очевидный вопрос: а нашей стране точно нужен такой инвестор, как Лакшми Миттал? Депутат мажилиса парламента Ерлан Смайлов, плотно работающий с шахтерами, эту точку зрения, в принципе, разделяет, но считает, что сложившаяся ситуация – прямое следствие копившихся годами проблем. В интервью golos-naroda.kz он привел и другие доводы против сотрудничества Казахстана и индийского олигарха.
- Ерлан, что можно сказать по поводу условий обеспечения безопасности работ?
- Факты говорят сами за себя. За все время, пока работает компания в Казахстане статистики трагических случаев набралось очень много. Были и массовые несчастные случаи, как на этой же шахте им. Ленина в 2006 году, когда из-за выброса газа погиб 41 человек. Были и менее масштабные трагедии, когда погибали от одного до пяти человек.
Но все это говорит о том, что системно Mittal Steel эту проблему не решает. Я понимаю, что добыча угля – само по себе опасное производство, но это должно приводить к каким-то мыслям о ценности жизней, заставлять модернизировать определенные технологии производства.
Да, я металлург, а не горняк, но могу утверждать, что есть технологии, в том числе европейские, которые позволяют максимально безопасно работать в угольных шахтах. В том числе – проводить дегазацию. Понятно, что эти мероприятия требуют средств. Но в то же время очевидно, что безопасность труда не является приоритетом для руководства «АМТ».
Ведь, когда есть приоритет, - люди находят средства. А в этой компании не проводятся модернизации ни технического, ни технологического характера.
И надо помнить, что компания не уделяет внимания безопасности на всем производстве. Ведь и на металлургическом комбинате был несчастный случай в июне этого года, когда погибли четыре металлурга-огнеупорщика из-за обрушения свода печи. Это тоже стопроцентная вина работодателя.
Поэтому здесь однозначно надо ставить вопрос по Mittal Steel. Они должны сейчас полностью провести модернизацию, и после этого надо уже рассматривать вопрос о необходимости такого инвестора в Казахстане, который не считается с жизнями людей, который не считается со здоровьем людей. Вместе с тем, нельзя не отметить и то, что наши государственные органы, которые должны за это отвечать, в том числе правительство, утратили контроль над ситуацией.
- Может быть, в Казахстане просто нет структур, способных провести адекватный технический аудит такого рода компаний?
- Конечно есть! В мире есть различные независимые инжиниринговые компании. А у нас это прямая зона ответственности двух министерств - индустрии и инфраструктурного развития, которое отвечает за промышленность, а за промышленную безопасность отвечает МЧС РК, это бывший «Госгортехнадзор». Также часть вопросов по охране труда находится в компетенции Минтруда.
Но у нас законодательство таким образом сейчас выстроено, что фактически их представители и комиссии нормально не заходят на предприятия и не изучают ситуацию достаточно глубоко.
Для того, чтобы подтвердить тезис о том, что там утрачен контроль давайте посмотрим на предприятие с другой точки зрения. Я посещал шахту им. Ленина летом, был в самой шахте, встречался с коллективом. Там возник вопрос другого плана – на какой срок там осталось угля. Они сейчас ведут добычу коксующегося жирного угля по пласту Д6. Его осталось где-то лет на шесть. У них есть пласт Д1, который нужно было начинать разрабатывать еще несколько лет назад для того, чтобы через шесть лет ввести его в эксплуатацию.
Технология добычи на любой шахте такая, что необходимо заранее готовить очистной забой, лаву, где будет производиться добыча. Это достаточно затратные работы. Но они необходимы.
Такая же ситуация сложилась на шахте «Абайская» и «Тентекская» - там вовремя не были подготовлены очистные забои. Люди говорят, что трудовые коллективы раскидывают по другим шахтам. К чему это приведет? Завтра инвестор уйдет, или мы захотим, чтобы он ушел, а задела на будущее производства – нет. И это тоже результат того, что ослаблен контроль со стороны государства.
Я из семьи горных инженеров и знаю, что в советское время очень жестко следили за тем, чтобы своевременно готовилась сырьевая база для дальнейших работ.
- Мне казалось, что увеличение объектов добычи – в интересах инвестора…
- Получается, что это не в его интересах.
Да, они что-то делают, но полноценной работы там нет. На мой запрос правительство отвечает словами инвестора о том, что у компании есть план модернизации. А они должны жестко спрашивать.
А что касается безопасности труда, то они системно этот вопрос не решают, и, думаю, не способны его решить. Мы работаем достаточно длительное время с «Казуглепрофом» (профсоюз шахтеров-угольщиков) по вопросам снижения пенсионного возраста, производственной медицины и так далее. Там множество вопросов, и они все не решаются.
Я пытался понять, где у нас зафиксированы цифры, сколько средств инвестировано в безопасные условия труда. Такой статистики нет. Например, инвестор покупает новый добычной комбайн. Безусловно, это новая техника, она позволяет работать более современными методами, она обеспечивает большую безопасность работ. И это приобретение потом показывают, как якобы инвестицию в безопасность труда. Но в первую очередь это направлено на увеличение объемов добычи.
Есть и вопрос со средствами малой механизации труда шахтеров. Там до сих пор все на своем горбу таскают.
Поэтому у меня однозначная позиция: инвестору надо жестко ставить условия о том, чтобы он, во-первых, обеспечил технологическую модернизацию, создал безопасные условия труда. Второе – необходимо провести полный аудит всех шахт – какие там условия труда, как ведется подготовка к дальнейшей добыче. И уже с этими данными требовать решения ключевых вопросов.
А вообще надо думать и решать – зачем нам такой инвестор.
- Если поднимать этот вопрос, то каким образом можно его решить?
- Давайте не будем торопить события. Это не только я, но и ряд моих коллег-депутатов намерены этот вопрос по Митталу ставить: по тому, как они работают, кого привлекать к ответственности. Поэтому я думаю, что это будет реализовано в том или ином формате. Буквально на днях развитие событий произойдет. Возможно, на пленарном заседании в парламенте это прозвучит. Но однозначно жесткий вопрос по ним будет поставлен. Но я не могу сейчас сказать – в каком формате. Нам с коллегами надо понять, какова должна быть форма подачи. Одним депзапросом мы не ограничимся.
- Если вы говорите, что не подготовлена сырьевая база, то инвестор, может быть, уже на чемоданах?
- Об этом гадать сложно, надо смотреть, что подготовлено по факту.
Но в принципе, я думаю, этот инвестор постоянно «на чемоданах». Когда они заявляют, что инвестируют 3 млрд. долларов, потом миллиард долларов, а потом говорят, что финансирование будет в течение пяти или десяти лет, то, по сути, это реинвестиция той прибыли, которую они получают с деятельности предприятия. Это не инвестиция своих средств, или привлеченных, или тех, которые они вытащили с рынка.
- Есть ли статистика о том, сколько за последнее десятилетие зарабатывал инвестор на казахстанском предприятии?
- Мы сейчас как раз займемся этим вопросом. Трагедия случилась только в четверг. Мы до этого в принципе с шахтерами готовились. У нас было в графике совещание по безопасности труда, но позже. Мы проводили мероприятия по регресникам, по другим темам. Поэтому данных по доходам компании пока нет.
- Насколько я понимаю, в ряде стран компания так же ведет себя на производствах, которые эксплуатирует.
- Я уверен, что там, где жесткое законодательство, в западноевропейских странах, этого инвестора заставляют работать и соблюдать условия труда. А здесь он, видимо, вольготно себя чувствует.
- Почему так произошло?
- Институционально у нас сложилась ситуация, в которой Капитал победил Труд. Прибыль стала важнее жизни, здоровья казахстанских трудящихся. Получается, что все бремя, все риски несут трудящиеся, а часть иностранных инвесторов благополучно получают прибыли и сверхприбыли. А в периоды пика цен выводили эти деньги.
Но, конечно, инвестор инвестору рознь. Есть компании, которые инвестируют в безопасность и развитие. А есть те, кто абсолютно над этим не работают, как Mittal Steel.
Мы можем сейчас отдельно наводить порядок в сфере охраны труда, еще по каким-то сферам. Но эту будет выглядеть как догоняющая позиция решения последствий.
- Что касается вопроса институционального подхода, то тут надо с нуля строить социальное государство.
- Абсолютно верно. Надо реализовывать запрос на социальную справедливость. Нужна другая модель социального государства. Та модель, которая сейчас сложилась, - абсолютно не социальна. Например, пенсионная реформа 1998 года по отношению к работникам опасных производств – антинародная. Не может человек работать в шахте в 63 года! И металлург не может.
Я сам плавильщиком работал, там на штейне, на выдаче – постоянный физический труд. Шестигранный лом, которым работаешь, весит 8-10 кг.
Надо в разработке новой модели учитывать условия труда. А работа шахтера, особенно в угольных шахтах, имеет три фактора. Она и опасная, поскольку человек может в любой момент погибнуть, и тяжелая, потому что там много физической нагрузки в тяжелых условиях, и вредная – с точки зрения здоровья. При этом у нас производственной медицины нет – ее всю убили, реабилитации, которая раньше была – тоже нет. Есть огромный пласт проблем по шахтерам-регрессникам. Особенно по Карагандинскому угольному бассейну – их порядка 3,5 тыс. человек. То есть, это комплекс проблемных вопросов по работникам вредных и опасных условий труда, который требует незамедлительного решения.
Вячеслав Щекунских
